Ростислав после слов отца повернулся к ней.
— Господи, Соня! (Они договорились, чтобы не вызывать подозрений, обращаться между собой по-простому.) Прости! Я совершенно обо всем забыл!
Ситуация требовала появления кающегося грешника. Спроецированный на данное место, время и ситуацию грешник легонько мазнул царицу губами. Лет десять, как не знавшая такого фривольства, Софья задрожала всем телом.
— Полегше, — быстро прошептала она, — министер!
На лицах отца и Маши была некоторая растерянность. Ведь перед тем как исчезнуть в неизвестном направлении, Ростислав встречался с девушкой по имени Инга. А эта красавица лет на десять постарше Ростика выглядит. По меньшей мере.
Алексей Михайлович кое-что знал. Но за десять лет не проговорился ни разу. Как-то спустя неделю после исчезновения сына его посетил здоровенный мужик, назвавшийся Семеном. Сильно не вдаваясь в подробности, он объяснил обеспокоенному отцу, что его сын привлечен для участия в засекреченном проекте. Он даже назвал приблизительную дату появления Ростислава. Но все равно в деле многое было неясным: какие засекреченные проекты, когда у молодого независимого государства бюджет трещит по всем швам; кто такой этот Семен? Для успокоения он показал Алексею Михайловичу солидные документы, а также передал не менее солидную пачку денег — якобы аванс; сын ни разу не заговорил об этом, а с бухты-барахты такие дела не делаются.
Поэтому отец не мог дождаться того времени, когда они уединятся в кабинете для беседы. Ростислав тоже ждал этого момента, а также он очень хотел побыстрее встретиться с Полиной. Ироничные слова Маши заронили в его душу семена сомнений и тревоги. Похоже, внутри семьи имеются серьезные проблемы. Неспроста отец выглядит таким усталым, что ему можно дать и все семьдесят. Единственное, что пока ему было непонятно, — куда девать на время «аудиенции» Софью.
Но неожиданно проблема разрешилась: взглянув в очередной раз на царицу, он обнаружил, что та уже клюет носом. Утомленная переносами и переездами, Софья Алексеевна попросту жутко хотела спать.
К счастью, с земной сантехникой она была знакома по недавнему недельному пребыванию в Неверхаусе, поэтому процедура отхода ко сну заняла минимум времени. Уложив женщину спать, Маша сказала, что пойдет на кухню варить особый кофе по-турецки, к которому Алексей Михайлович привык за два года пребывания в Анкаре. С девяносто восьмого по двухтысячный год он был там в командировке по обмену опытом.
Близняшки умчались на дискотеку, предварительно выторговав у вновь обретенного братца полдня завтрашнего времени. Как только за ними затворилась дверь, отец спросил Ростислава:
— Ну что, прохвессор, уделите биологическому отцу время сейчас или нам будет разумнее пообщаться после?
— Знаешь, что, батя? — многозначительно произнес сын.
— Что?
— Не выпендривайся, вот что! Пойдем к тебе, тыщу лет не был в твоем кабинете!
Отец хмыкнул, но послушно направился в конец коридора, шурша по паркету мягкими тапочками. Дверь в его кабинет неожиданно оказалась металлической. В ответ на недоуменный взгляд Ростислава, пояснил:
— В соответствии с новой статьей Уголовного кодекса. Халатность при обращении с документами, имеющими возможность причинить прямой, а также косвенный вред при попадании в руки «супостата». Деревянная дверь — это халатность. Окно без решеток — тоже халатность.
— Батя, так ведь специалисту, что деревянную дверь отворить, что железную — раз плюнуть.
— Железная дверь — это уже не халатность.. Это значит, что я все предусмотрел в соответствии с инструкцией. А если открыли железную дверь, то тут вина составляющих инструкцию.
Отец сел в свой излюбленный стул с подлокотниками, а Ростислав расположился напротив — в кресле. Сын щелкнул пальцами.
— А их в чем вина, хотел бы я знать?
Отец неопределенно пожал плечами.
— Наверное, в том, что не все предусмотрели. Ладно, эта дверь и так отняла у нас почти пять минут. Где же Маша? А-а, вот и Маша! Вот и ты, моя подружка. Выпьем, Маша, где же кружка?
— Там по сценарию должно звучать «старушка», — заметила Маша, выставляя на стол чашки, кофейник, сливочник и сахарницу.
— Ну, на старушку ты еще не тянешь! — улыбнулся ей Ростислав. — Максимум на тетеньку.
— Ага, — согласилась мачеха, — какая бабка без внуков? Не желают мои девки замуж, западный образ жизни ведут, понимаешь. Ладно, пошла я, если нужна буду — кликните.
Дверь за Машей затворилась почти бесшумно.
— Каучуковые прокладки, — пояснил Алексей Михайлович, — без них звук, как у автоматного затвора. Бери кофе, и только скажи, что не нравится. Буду личным врагом.
Ростислав послушно налил из кофейника почти полную чашечку (граммов сто двадцать от силы) густого, точно патока, кофе. Не будучи сколь-нибудь опытным ценителем, он отхлебнул пару глотков и прислушался к вкусовым рецепторам.
— Даже и не пытайся оценить, — предупредил отец, — нёбо пока еще не привыкло. Зато через месяц ты точно не сможешь пить растворимую бурду! Правда, каждый день нужно кофейничать... Эх, лопни моя селезенка! Давай по грамульке коньячку, сынок, тяпнем! Много уже не могу, а грамм пятьдесят приму.
Он достал из шкафа небольшую бутылочку грамм на триста и два коньячных наперстка. Свинтив крышку, осторожно налил рюмочки. Подал Ростиславу его порцию со словами:
— Ну, сынок, за твою молодость! Ты думаешь, я не заметил, что ты ни капельки не изменился? Давай!
Каманин-младший выдул одним махом коньяк и осторожно поставил рюмку, которая в его руке была совершенно незаметна.