Путь, исполненный отваги - Страница 2

Наконец глухо звякнула дверца кормушки. Дежурный ловко принял из рук раздатчика пайку и поставил ее на стол. Кормушка не закрывалась. Вместо этого металлизированный дверью голос позвал дежурного подойти еще раз. Тот, немало удивясь, подошел, что-то взял из кормушки и до крайности удивленный возвратился к столу.

— Странное дело, товарищи! — сказал он. — Непонятно по какому случаю, администрация нам пожаловала головку сахара.

Дружный радостный гул был ему ответом. Под одобрительные возгласы дежурный принялся ниткой делить хлеб и аккуратно ломать сахар. Затем минут на десять наступила тишина — зэки наслаждались «трапезой», по своей скоромности способной вызвать слезы у любого постящегося инока. Но всему прекрасному рано или поздно приходит конец. Как ни растягивай сто граммов хлеба да кружку кипятку — на вечность не растянешь.

В очередной раз лязгнуло окошко двери, и в нем возникло лицо надзирателя.

— Переплут! На допрос! — чеканя слова, как медные монеты, произнес он.

Человек с фамилией Переплут быстро вскочил и подошел к двери.

— Выходи! — повторил надзиратель.

Сцепив руки за спиной, Переплут покорно шагнул в коридор. Там уже стояли два «архангела» с оружием на изготовку, готовых любой ценой препятствовать предполагаемому побегу. Зэк покорно втянул голову в плечи и зашагал в кабинет следователя, находившийся на цокольном этаже, либо, проще говоря, в подвале. Худой и долговязый, он напоминал жирафа в зоопарке — тот же затравленный взгляд глаз и тоска по воле.

Лейтенант НКВД Гусев сидел на стуле в своей любимой позе — спинкой вперед. Глянец на его сапогах наводил на мысли о торжественном параде, а до синевы выбритые щеки эту самую мысль укрепляли. Он в кабинете был не один. На подоконнике, болтая ногами, сидел какой-то типчик в штатском. Когда ввели Переплута, он демонстративно зевнул, даже не потрудившись прикрыть рот рукой.

— Вот, познакомься, Коля, — произнес лейтенант, — это тот самый профессор — Афанасий Поликарпович Переплут. А это, профессор, мой коллега — младший лейтенант НКВД Волкогонов. Будет помогать мне в работе с вами.

Профессор равнодушно пожал плечами. Все обвинения против него выглядели настолько смехотворно, что мало-мальски смышленому человеку не составило бы труда отделить «пшеницу от плевел». Но господа чекисты, очевидно, придерживались других взглядов.

«Младшой» спрыгнул со своего насеста и вразвалочку подошел к Переплуту.

— Так что, профессор, сучий потрох, будем мы нормально разговаривать или нет? Я тебе не лейтенант Гусев, цацкаться долго не собираюсь!

Переплут поднял на него свои воспаленные глаза.

— Быдлом вы родились, господин хороший, быдлом и умрете.

Засим последовала могучая оплеуха, и заключенный вместе со стулом оказались на полу. Афанасий вытер кровь с разбитой губы и ухмыльнулся:

— Зря стараетесь. Этим вы лишь подтверждаете мои слова.

— Вот и поговори с ним! — вздохнул Гусев.

«И поговорим! — вдруг чему-то улыбнулся Волкогонов. — Мы с ним сейчас в русскую рулетку сыграем, правда, профессор?»

Это была известная лубянская хохма. Следователь брал револьвер с пустым барабаном и начинал игру. Сначала он взводил курок и подносил револьвер к собственному виску. Затем к виску заключенного.

Зэки реагировали по-разному. Кто-то падал в обморок, кто-то просил повторить по пытку, а кто-то с полнейшим безразличием следил за манипуляциями чекистов. Переплут как раз относился к последней категории. Он презрительно фыркнул, когда Волкогонов вхолостую спустил курок и скорчил мину, когда дуло револьвера оказалось у его собственного виска. В следующий момент сверкнула яркая вспышка, его череп подвергся деформации, а еще через мгновение, разрушенный грубым физическим вмешательством, мозг прекратил свою деятельность.

Младший лейтенант с перепугу вскочил из-за стола, сильно толкнув его. Чернильница подпрыгнула, перевернулась и залила дело арестованного Переплута Афанасия Поликарповича.

— Черт! — выругался безбожник Гусев. — Что же ты, Коля, наделал! Теперь столько объяснительных бумаг писать придется!

— Не знаю! — пробормотал белый как полотно Николай. — Я же вроде проверял. Ты же видел — я же сам чуть не...

— Лучше бы ты! — покачал головой лейтенант. — Мне сам майор поручил колоть этого профессора, а ты так все бездарно завалил! Обосрался, как первоклассник, «младшой»! Что теперь прикажешь докладывать майору? Преступник разоружил двух матерых следователей и пустил себе пулю в висок?!

Волкогонов плаксиво протянул:

— Но я же не нарочно...

— Идиот! Еще не хватало, чтобы ты нарочно!

Дверь распахнулась, и незадачливые следователи узрели на пороге своего непосредственного начальника — майора НКВД Крячко. Судя по отсутствию на голове фуражки, майор был в легком подпитии и хорошем расположении духа.

— Ну, голуби, как наш профессор? — осведомился он, с хрустом жуя капустный лист.

— Умер, товарищ майор! — доложил Гусев, вытягиваясь в струнку.

— Как умер? — перестал жевать Крячко. — Не понял!

— Это я виноват, товарищ майор! — всем своим видом Волкогонов выражал покаяние. — Недоглядел.

— Вы что, охренели? — взвился начальник. — Мне этого Переплута поручил сам Ежов!

— Виноваты, товарищ майор! — хором воскликнули следователи.

— Идиоты! Никто обратного и не утверждает. Отчего он умер?

Запинаясь и спотыкаясь на каждом слове, Волкогонов пояснил, что подследственный внезапно, во время допроса, прыгнул на него, выхватил револьвер из кобуры, а затем пустил себе пулю в лоб.