— Пусть уж эти... придурки скалятся с потолка, чем семь кругов ада наяву! — заявил он, а кардинал присовокупил:
— Пойдем, сын мой, нарисуешь мне картину из жизни грешников в аду. Уж очень хорошо у тебя всякие жуткости получаются. Главное — чтобы огонь под котлом побольше был...
— Картины пишут, а не рисуют! — пробурчал Андриан, но, заинтригованный, поволокся вслед за Его Преосвященством.
На двери кабинета Андрея Константиновича Волкова висела золотая табличка с выгравированной надписью: «Посол государства Белая Русь во Франко — п.п-к Волков А.К.». На двери напротив его кабинета висела табличка с надписью «Торговый атташе при посольстве Белой Руси — ст. пр-к Лютиков А.Д.». За этой дверью, надувшись, как мышь на крупу, сидел сам Шура Лютиков в расстегнутом кителе и цедил из самовара в чашку кипяток.
Внезапно дверь распахнулась, и в кабинет атташе вошел коренастый невысокий человек в парадном мундире.
— Шура, хорош чаи гонять, — рявкнул он, — переодевайся. Мы через два часа должны быть уже в Оберланде!
— Бог с вами, Андрей Константинович! — засуетился Лютиков. — У нас масса времени! «Бетрель» туда добежит за полтора часа! Чайку не желаете, пока я буду переодеваться?
— Ну, давай побалуюсь, что ли... — махнул рукой Волков. — Знаю, плут, что чай у тебя хорош! С таможни небось?
Лютиков почти всем корпусом скрылся в шкафу, и на вопрос посла прореагировал весьма аморфно. Что-то пробурчал, натягивая парадную майку-полосатку, и принялся впихиваться в брюки.
— Смотри, Данилыч! — предупредил Волков, прихлебывая чай. — Ты у меня аки Меньшиков при Петре Первом...
— В смысле? — Из шкафа высунулась всклокоченная голова старшего прапорщика.
— В смысле, рука ты моя верная, но вороватая. Ну, это до первого аутодафе!
В шкафу испуганно хрюкнуло.
— Мне бы графа какой титул! — хрестоматийно пробурчал Лютиков.
— Я специально для тебя придумал новое звание: Заслуженный прапорщик Вооруженных Сил. Цепляется четвертая звездочка с одновременным отлучением от церкви.
— Что это значит? — беспокойно задвигал носом атташе. Он уже вылез из шкафа, щеголяя новой николаевской тужуркой, из-под которой была видна черно-белая тельняшка. Голову атташе прикрывал хромированный картуз с кокардой ВДВ. На портупее болтался вороненый наган. Волков едва не подавился чаем.
— Железняк, твою мать! — сплюнул он. — На колчаковских фронтах раненый... в зад! А отлучение от церкви, мон дью, означает, что тебя может любой лишить живота безнаказанно.
Шура снял картуз и вытер вспотевший лоб.
— Мне без церкви нельзя никак, — сообщил тихо он, — мне сам кардинал должен.
— Он простит! — так же тихо парировал посол. — Ты все-таки подумай насчет аутодафе. Самая милосердная казнь. Без пролития крови. Душа грешника прямиком отправляется в рай. Кто там нынче на воротах, святой Петр, по-моему... познакомишься. Денег ему одолжишь.
— Я больше не буду, — шмыгнул носом плут, выжига и крохобор Лютиков, — честно!
Андрей допил чай и искоса глянул на заместителя.
— Знаешь что, Данилыч? Если ты когда-нибудь напишешь мемуары, то свистни мне. Я к ним подклею все жалобы, что поступают на тебя. Получится посолиднее, чем у маршала Жукова. Ты куда, собачий сын, подевал три километра рельсов, что предназначены были для меловых шахт?
— Ах это! — вздохнул с облегчением Шура. — Намедни приперся новый герцог Орлеанский. Полдня умолял. Ему на виноградники нужно было. Взамен обещался поставить стройматериалы: строевой лес, тес, камень, мрамор. Нам же позарез это нужно — Кукуй растет.
Андрей Константинович наморщил лоб. Стройматериалы действительно архиважны.
— А себе что выторговал?
Лютиков замялся.
— Давай-давай колись! — подбодрил его подполковник.
— Ну, вообще-то герцог обещал в рыцари посвятить... —Гулкий смех посла был ему ответом.
— Какой из тебя рыцарь, Данилыч? Ну где ты слышал о жидах-рыцарях? И вообще, ты хоть грамотный?
— При чем тут это? — вскипел Шура. — Вы меня зажимаете, Андрей Константинович! Жалко вам, что ли, этого несчастного рыцарского звания! Вам же еще три года назад графский титул пожаловали...
— Дурак ты, прапорщик! Рыцарю ведь нельзя ни врать, ни воровать, ни трусить... А если нарушишь кодекс чести, то мигом лишат рыцарского звания!
— Это когда-то я врал? — не удержался Лютиков.
От такого нахальства у Волкова глаза вылезли на лоб.
— Еще рыцарь должен быть скромным, — жестко сказал он, — а ты у нас... Ладно, хватит языками чесать! Поехали!
Сидя в быстро несущейся на северо-восток «Бетрели», Волков распекал своего заместителя:
— Видано ли дело! Прапорщик в ангелы лезет! Да тебе в чистилище пятьдесят тысяч лет сидеть при самом выгодном раскладе! И то, если святой Петр пьян будет. А иначе — самый теплый котел в аду тебе обеспечен, да еще в сумеречной зоне.
Надувшийся Лютиков равнодушно смотрел на пролетающие мимо поля и фермы через бронестекло. Экипаж «Бетрели» резался в карты, лишь механик-водитель сидел на своем сиденье и, позевывая, следил за дорогой.
— Что за черт! — внезапно выругался он, притормаживая.
Посреди дороги лежала срубленная осина.
— Пойду посмотрю, что ли... — сказал водитель, приоткрывая люк.
— На месте! — скомандовал Волков. — Что-то подозрительно все это! Пошарь-ка вокруг машины «совой». Сдается мне, что вон за теми кустиками «плохиши» укрылись.
— Так точно, товарищ полковник, — почти мгновенно доложил командир машины, — с обеих сторон человек по десять. Может, огнеметом их?
— Жестокий ты человек, сержант, — раздумывая, сказал Андрей, — давай-ка ты их лучше «дристуном» пугни.