Путь, исполненный отваги - Страница 35

К оглавлению

35

Вечереет. Одинокий
Путник, сгорбившись, идет.
Тяжело. А снег — потоком.
Через ноздри прямо в рот.
Так и шел, глядя под ноги,
Так он молчаливо брел:
Узкоплечий, невысокий,
Крючковатый, как орел.
Черной мантией укутан
Весь: от ног до головы.
И с прошедшим днем попутан,
А быть может, нет, увы!
Тяжкой поступью он крался,
Невзирая на метель.
В его облике остался
Так прошедший быстро день.
Тот, который так любила
Ты за солнце и за свет.
Как давно все это было!
Миновало столько лет.
Я один. Я — одинокий.
Я бреду упрямо вдаль.
Тяжело. И снег глубокий.
На лице моем печаль.

— Ну, накрутил! — вздохнула девушка, когда песня закончилась. — Послушай, тебе ведь всего двадцать три года! Кто тебя так обидел, что ты рыдаешь этими стихами, будто тебе все сорок? У тебя хоть девушка есть?

— До сегодняшнего дня была, — честно ответил Кеша, — но исчезла. Оставила мне вот это произведение искусства.

Он протянул Инге клочок бумаги.

— Такая вот кода, — вздохнул он, — хорошо, хоть после выступления отдали. Виталик запамятовал. Вот ведь стерва! Подрассчитала, чтобы в самый ответственный момент мне эту записку передали.

— Ну как же, как же! — подхватила Инга. — Нужно ведь быть уверенной, что партизаны в тылах все мертвы. А то нам тогда не сносить головы.

— Кто это сказал? — встрепенулся Кеша.

— Я это подумала, — горько усмехнулась собеседница, — перестань ты, как Васисуалий Лоханкин, упиваться своим горем! Бери лучше деву за нежную грудь и веди куда положено.

Внутри Симонова вдруг стало холодно, как на Северном полюсе. Он проглотил огромный комок, что болтался где-то между душой и желудком, и промямлил:

— Или я что-то недопонял...

— Хватит! — решительно сказала Инга совершенно трезвым голосом и властно поцеловала его. — Я никогда не говорю намеками.

— А как же Ростислав? — сделал последнюю попытку быть порядочным парень. — Я — мужчина порядочный: в чужом городе не пасусь, а своего давно нет.

— Мы уже пару лет не спим, — вздохнула она, — у меня три аборта от него было. Представляешь, такие сперматозоиды у мужика, что переползают ко мне даже тогда, когда мы просто лежим рядом.

Она сняла с него водолазку и промурлыкала:

— К тому же мне нужен обычный парень, а не супер без недостатков. Ведь так хочется иногда оказаться правой!

Глава 10. Унтерзонне — Земля. 265.
Рокировка (продолжение)

Андрей Константинович проснулся и посмотрел на циферблат своих «Командирских». Половина пятого утра. Он чертыхнулся и сел на кровати, свесив голые ноги. За окном серело — начинался томительный рассвет, способный свести с ума стадо холериков голов в восемьсот. Последних два года эта планета мучила его бессонницами. А быть может, тому виной работа? Сама жизнь, кардинально изменившаяся за последний десяток лет, мало способствовала сну. Жаль было терять треть суток на бездействие.

Наполеон умудрялся отводить на сон четыре часа в сутки, но подполковник Волков, как ни старался, вписаться в этот отрезок не мог. Если он спал меньше шести часов, то его лицо своими набрякшими веками и воспаленными глазами подчеркивало приближение пятого десятка. И хотя на этой планете продолжительность жизни была в полтора-два раза выше, чем на старушке-Земле, годы упорно давили на затылок. Отец Андрея был в свое время приятно удивлен, что у него исчезла седина, а командирские морщины потеряли свою неумолимость. И теперь, когда ему было уже за шестьдесят, выглядел не старше сорока пяти — гораздо моложе, чем на Земле. Особенно новым обстоятельствам обрадовались женщины бальзаковского возраста, мысленно маша платочком приблизившемуся было климаксу.

У камина горел ночник, освещая комнату мертвенно-бледным сиянием. К черту! Подобное сияние восхищает лишь людей, обожающих творчество Стивена Кинга, а боевому офицеру полутона ни к чему. Волков встал и решительно щелкнул выключателем. Комната осветилась ровным матовым светом. Подполковник натянул брюки и вышел в коридор. Расположенные на расстоянии нескольких метров, его освещали светильники в виде факелов, воткнутых под углом в сорок пять градусов к поверхности стены. Миновав три таких светильника, он дошел до лестницы и отмахал этажей тридцать вверх. На лестничной площадке тридцать первого этажа стоял Хранитель и полировал ногти. На груди у него блистал синевой камень тысячи на две карат.

— Ага! — удовлетворенно протянул хозяин замка. — Значит, я еще не разучился просчитывать линию поведения людей. Ну говорил я тебе — сам не знаю, до которого этажа можно доковылять по этой лестнице! Кстати, обращением на «ты» я вовсе не хочу высказать свою невоспитанность, или что-то в этом роде. Я имею право обращаться без соблюдения формальностей ко всем без исключения жителям всех трех миров, находящимся под моим контролем. Таким же правом обладает, помимо меня, и один президент маленькой страны. Но ему этого права никто не давал — он в принципе и не спрашивал. Так что не обижайся, полковник.

— Пока еще подполковник, — возразил Андрей Константинович.

— Я лучше знаю. Приказ вчера подписан генералом Булдаковым, а батя твой, извиняюсь, теперь Маршал Белой Руси.

— Никак, в генералиссимусы метит?

— Будет ему и генералиссимус, лет через десять, — рассмеялся Хранитель, хлопнув Волкова по плечу. — Пройдем-ка, герр оберст, в одну любопытную комнатенку.

— Минутку! — взмолился Андрей Константинович, — Один глупый вопрос: как мне вас величать?

Его визави задумался.

— Ну, если «Хранителем», то на «вы», а если «Семеном» — то можно и на «ты».

35