Путь, исполненный отваги - Страница 9

К оглавлению

9

— Ты ведь обещал! — с упреком сказала она.

— Ну, во-первых, я ничего не обещал, — твердо сказал он, — во-вторых, ты прекрасно знаешь, что я не могу вообще находиться рядом с этими жертвами сионизма, которые имеют честь быть твоими родителями. А в-третьих, ты сама не можешь выдержать более десяти минут общения с твоей драгоценной маман.

— Не называй ты ее так, — умоляюще попросила жена, — хочу я того или нет, они — мои родители, данные мне Богом. Неужели ваше противостояние будет длиться вечно? За что мне такое наказание!

Она повалилась на подушку и тихо заплакала.

— Молоко пропадет! — тихо сказал Алексей. — Я тебе вот что скажу. Я вырос в детдоме и часто горевал о потерянных в войну родителях. Но когда я вижу, какими эти самые родители могут быть, я веселюсь. Мне хочется петь! Я счастлив, что у меня никого нет. Кроме тебя, конечно. Кстати, давно хотел тебя спросить: твой отец где воевал?

Марина оторвалась от подушки.

— Ты же знаешь, что у него больной желудок.

— Все ясно, — встал с дивана муж, — одно только мне непонятно. Почему вот такие с больным желудком доживают до девяноста лет, а здоровяки с осколками в легких загибаются в сорок?

Глава 3. Земля. 1974.
Вызов

Полгода спустя. Переплут проснулся рано утром и долго лежал, прислушиваясь к своим ощущениям, анализируя и вновь собирая воедино цепочки фактов. Теперь у него было новое имя — Ростислав. Итак, он — Ростислав Алексеевич Каманин — однофамилец одного из героев-челюскинцев. Полина Алексеевна Каманина посапывала в соседней кровати и тихонько постанывала во сне — у близнецов резались зубки.

Боль была ужасной, но Переплут (Ростислав) успокаивал себя примером Фридриха Ницше, которого всю жизнь преследовали головные боли из-за спазма сосудов, а он вишь каким вырос! Часто размышлял он и о своем таинственном феномене. Насколько он знал, история не имела примеров, чтобы сознание человека при реинкарнации помнило предыдущую личность. Хотя, может, эти личности не слишком и баловали общественность воспоминаниями о предыдущем воплощении, а попросту говоря, не болтали. Единственное объяснение тому он находил в трагическом вопле потусторонних «терапевтов» — упоминание о таинственном «Шестом барьере». Видимо, в этом самом барьере и крылась разгадка памяти предыдущего воплощения.

Молоко у его мамаши исчезло еще на прошлой неделе, и теперь близнецы вовсю налегали на детские смеси. Ввиду того, что их папа оказался крупным ученым, детский рацион был гораздо богаче, нежели у основной массы младенцев. Всякие заграничные кормежки с добавлением орехов, карамели, меда и прочих вкусностей заставляли мальчугана радоваться и благодарить судьбу. Он ел много, охотно и с огоньком, что весьма пугало его мамашу. Забавный парадокс: ум его требовал мяса, острой приправы и рюмки коньяку, а тело пускало слюну при виде творожной массы, что ежедневно приносилась Мариной с расположенной неподалеку молочной кухни.

Сестра же, напротив, жрать совсем не хотела. Вечно придуривалась и выплевывала на слюнявчик содержимое ложки. Ввиду плохого аппетита она подросла совсем немного и в весе прибавила лишь до шести с половиной килограммов. Ростислав же вырос почти на пятнадцать сантиметров и весил девять семьсот.

Марина была весьма озабочена, и по ее настоянию муж свозил ребенка к ведущему педиатру Минска. Эскулап, старенький чуваш по русской фамилии Петров-ака, долго слушал младенца стетоскопом, рассматривал глаза, половые органы, залезал в ушки блестящими металлическими воронками, проверял рефлексы.

— Э-э, сколько, вы говорите, нашему герою? Полгодика? Блестящий результат, я бы сказал, блестящий! А вот девочке вашей стоит уделять больше внимания. Как бы ранней стадии дистрофизма не случилось. А парень хорош, просто великолепен!

«Неплохой привес!» — шутил отец и часто брал Ростика с собой в кабинет, где малыш, полулежа в специальном шезлонге, наблюдал, как кандидат наук Алексей Каманин делает выписки из книг, чертит на ватмане модели молекул и атомов, просто читает зарубежные журналы, которые достает из специального сейфа.

Заканчивался одна тысяча семьдесят четвертый год — это Ростик знал точно, поскольку видел собственное метрическое свидетельство — пару раз отец шутя тыкал им в нос первенцу. По телевизору — «Горизонту» — часто показывали нынешнего генсека Брежнева, целующегося взасос со всяким отребьем: будь то лидер Ангольской черножопой партии, или вождь индейского племени Вантуз, борющегося в загнивающей Америке за свои права.

Как узнал он еще из телевизора, в прошлом году закончился военный конфликт между Израилем, Сирией и Египтом. Израиль выиграл благодаря тому, что не в силах отказаться от ежедневного шестикратного намаза, арабы превратили заварушку в идиотизм. Израильтяне забирали их без единого выстрела во время этого самого намаза. Так по крайней мере объясняли хитро прищуренные политические обозреватели.

Узнал он и о Второй мировой войне. Хотя и очень удивился, что русские так хитро отошли до самой Москвы, а потом уже гнали врага аж до самого Берлина. Совсем он удивился, вспомнив, как к ним в институт по обмену опытом приезжали два немецких профессора, и им велели показывать все без утайки. Сопоставляя и анализируя, профессор понял, что правду о Великой Отечественной войне партия старательно зашпаклевала, как и все то, что оной войне предшествовало.

Оглядываясь из своего шезлонга на тысячи книг, что стояли в книжных шкафах, он жаждал лишь одного: поскорее вырасти, чтобы эти книги прочитать. Отрасль физики, в которой его отец считался корифеем, была очень молодой. Настолько молодой, что профессор физико-математических наук не знал, с какого боку подступиться ко всем этим электронам, позитронам, нейтронам, нейтрино и мегавольтам на нуклон.

9